Первая зарисовка. О моем ворлоке, боянистое пробуждение...

Шепот. Невнятное бормотание. Боль. Тьма.
Вот уже 100 лет как мое созерцание астрала прерывается резкой Болью в душе, душе не нашедшей себе место под плакучей ивой в райских кущах ведь именно так описывал это странное дерево отец возвращаясь с очередной войны разразившейся между людьми и кочевниками завоевателями. О, отец, каких неимоверных усилий требовалось маленькой девочке чтобы сдержать себя и не побежать с криками – Папа, папочка. Когда твой отряд въезжал в город, но нет, уроки поведения тети Салли принесли свои плоды, я тихо стояла и ждала когда наступит та минута, о которой мечтала, как только ваш отряд покидал город, той минуты, когда ты возьмешь меня на руки, подкинешь высоко, а затем ловко поймаешь и я опять заплачу от боли саднящих кровоподтеков оставленных на хрупком детском теле кнутом тети Салли и тщательно спрятанных под балахон ее заботливыми руками по случаю приезда папы. И снова мне придется уверять тебя, что это слезы счастья. И ты поверишь. А поверил ли ты в смерть своей дочери от болезни придуманной тетей Салли? Сейчас, после 100 лет заточения моей души я простила. Простила им тот грех, что пал на них за мою смерть, за ту боль которую испытала, за страх. За все, кроме счастья, счастья находится рядом с папой, этого я не прощу никогда… Боги услышали меня, но остались безмолвны, они слышали мои отчаянные крики, крики боли, обиды, страха. Боги слышали, как впрочем и я, хруст детских неокрепших костей, голодное урчание, визг плети, шипение крови на раскаленных розгах, ехидный смех святого отца и стоны сладострастия тети Салли. Они так же слышали и видели маленькую девочку умирающую и шепчущую запекшимися кровью губами единственную фразу повторяемую как молитву: Папа, папочка, где ты. Папочка, помоги мне, папочка. Папа… в угасающем детском сознании мелькнул образ отца спешащим на помощь к дочери, он не позволит обижать свою дочь, он накажет их всех а потом обнимет и скажет как он скучал и как сильно любит ее. А потом он снова расскажет ей о далеких странах где растет красивое дерево Ива, и о том что придет время и он заберет ее в далекую страну где у них будет свой собственный дом и много много денег, даже больше чем у купца Торвальда. И тогда папе не надо будет уезжать на войну.
Смерть была награждена мечтательной улыбкой последней улыбкой в жизни девочки на могильной доске которой будет небрежно нацарапано Диана Бертранд 1201г. – 1208г. Умерла своим собственным умиранием.

Шепот. Невнятное бормотание. Боль. Свет. Свет???
Что со мной??? Я ЖИВА??? Где я??? В этот момент потолок дернулся, пол поплыл, и сознание покинуло меня.
Боль, писк крысы. Я пришла в себя и пошевелилась, давая понять крысе, что ужин отменяется. Она согласилась со мной. Что бы ни случилось, я жива. Жива, и мне холодно. Попытка встать на ноги не увенчалась успехом, и я со стоном повалилась на землю. Вторая попытка. Поднесла руку к лицу и ужаснулась, это была не моя рука, я не могла поверить в это, разлагающиеся мышцы охватывали посеревшие вероятно от сырости кости, обтянутую синей кожей ладонь, венчали огромные коричневого цвета ногти. Вторая рука была в точности такой же, за исключением локтевого сустава он был изрезан царапинами, которые могли оставить зубы в тщетной попытке отделить руку от трупа. Ноги обтянутые синей кожей местами лопнувшей, местами оторванной, были в более лучшем состоянии не считая коленных суставов, где не было мышц, ногти на ногах были также длинными. Я подумала о том, что не очень то и хочется посмотреть на отражение своего лица в зеркале. Еще один момент, который меня интересовал как девушку это волосы, потянулась руками к волосам и откинула рассыпающийся в прах ободок. У меня были густые длинные волосы черного цвета, которые к моему удивлению тянулись в сторону потолка, а не лежали на моих худых плечах. Подведя итоги о моем состоянии, пришлось признать в себе чудовище, отвратительное на вид и еще хуже в душе. Как и предполагала я находилась в склепе, что ж пора выбираться отсюда и узнать, кому обязана своим пробуждением, и удастся ли моей душе переселится в мое тело, ну или в тело живого человека, перспектива жизни в этом гниющем теле мне не очень по душе. А в том, что буду жить я не сомневалась.
Выйдя из склепа, и оглянувшись по сторонам я ахнула от удивления, передо мной стояло существо похожее на меня, он (как мне показалось это существо, несомненно, Он, а не Она) стоял неподалеку и с интересом оглядывал меня, на нем была грязная ветхая ряса слуги. Глаза его горели желтоватым огнем, а над головой, словно магическое, очертание какого-то узора продолговатой формы и с маленькой точкой под ним. Узор источал слабый желтый свет. Вспомнив о тех многих вопросах, что застряли в моей голове со времени пробуждения, я уверенно, пошла к нему.

Мнения?